То, что великий апостол обладал Космическим Разумом, кажется столь же ясным и несомненным, как и то, что Цезарь был великим полководцем.
На самом деле, он был "великим" и "апостолом" потому, что обладал им, и ни по какой другой причине.
I
В его случае присутствуют все элементы вероятности и доказательств. Как показывает его энтузиазм по отношению к религии, в которой он был воспитан, он обладал серьёзным темпераментом, который, кажется, всегда формирует матрицу, в которой новая жизнь приходит к своему рождению. Во время своего (предполагаемого) озарения он был, вероятно, примерно в том возрасте, в котором обычно проявляется Космический Разум. Сазерленд (171: 137) имеет следующее отношение к этому вопросу: он говорит, что Павел:
Он не мог быть намного моложе Иисуса. Он обладал пылким и стремительным характером и вскоре после распятия (возможно, в течение двух лет) начал проявлять себя как гонитель маленьких компаний верующих в Христа, которые собирались не только в Иерусалиме, но и во многих других местах. То же рвение, которое впоследствии сделало его таким эффективным миссионером христианства, теперь заставило его перенести свои гонения на ненавистную секту "назареев" за пределы Иерусалима, в города и села Иудеи и, наконец, даже за пределы Палестины. Именно тогда, когда он направлялся в город Дамаск, расположенный немного в стороне от Палестины на северо-востоке, намереваясь искоренить там новую ересь, произошло знаменательное событие, изменившее всю его жизнь.
Если Павел был, скажем, на четыре или пять лет моложе Иисуса, то его озарение произошло в том же возрасте, что и у его великого предшественника.
Ещё одно слово поэтому последнему вопросу. Несколько необычно, что ни сам апостол, ни его историк Лука, который был глубоко заинтересован во всём, что касалось его личности, не допустили ни одного высказывания, из которого можно было бы положительно и определённо вывести дату рождения Павла. Однако, говоря о своей жизни до озарения, Павел говорит [18:22:4]: "Я гнал сего до смерти, связывая и предавая в темницу и мужчин и женщин". Совсем молодой человек, если только он не родился на каком-то авторитетном месте, вряд ли мог занять описанное положение. Лидеры главной партии иудеев вряд ли стали бы нанимать совсем молодого человека, как нанимали Павла. Возможно, "обращение" Павла произошло в 33 году [144: 45-6]. Если предположить, что он родился незадолго до первого года, то, когда были написаны Филиппийцы, то есть в 61 году н. э. [144: 357-8], ему было от шестидесяти до шестидесяти пяти лет, что очень хорошо согласуется с некоторыми выражениями в этом послании, которые вряд ли мог произнести более молодой человек. Например: "Я в затруднении между тем и другим, имея желание удалиться и быть со Христом, ибо это гораздо лучше; но пребывать во плоти нужнее для вас" [24:1: 23-4]. Когда он писал эти слова, похоже, он не был болен, и ему не угрожала опасность от результатов его испытания, которое тогда продолжалось [144: 357-8]. Близкая перспектива смерти, должно быть, объясняется его тогдашним возрастом. Но если в 61 году н. э. ему было, скажем, шестьдесят пять лет, то во время озарения ему было бы тридцать семь. Возможно, ему было не так много лет, но вряд ли он мог быть намного моложе.
Хронология ранней церкви очень неясна. Ренан [142: 163] называет дату рождения Павла 10 или 12 годом н.э., дату побиения камнями Стефана - 37 годом, дату "обращения" Павла - 38 годом. Таким образом, Павлу было бы от двадцати шести до двадцати восьми лет во время этого события; также ему было бы не более сорока девяти - пятидесяти одного года, когда был написан вышеприведённый отрывок из Послания к Филиппийцам. Но это, по указанным причинам, кажется крайне маловероятным. Если взвесить все вероятности (ибо ничего другого у нас нет), то кажется вероятным, что Павел был примерно на четыре года моложе Иисуса и что его озарение произошло примерно через такой же промежуток времени после озарения его великого предшественника.
II
У нас есть три отдельных рассказа о начале его новой жизни, два из них якобы и, вероятно, сказаны его словами, и каждый из них содержит основные элементы факта озарения, о которых уже известно в других случаях. Кроме того, в другом месте [21:12:1-7] мы имеем описание, несомненно данное им самим, некоторые субъективные переживания, которые сами по себе были бы сильным, если не убедительным, доказательством факта озарения; ибо можно с уверенностью сказать, что изложенные там слова вряд ли могли быть написаны, если бы автор их не пережил в действительности переход от себя к Космическому Сознанию. Затем, помимо всех этих свидетельств, существует целый ряд трудов этого человека, которые снова и снова демонстрируют наличие у писателя рассматриваемой способности. Характерно также его поведение сразу после озарения. Следуя обычному курсу, он удаляется на некоторое время в более или менее полное уединение; в Гауран ли, как предполагает Ренан, или на Синайский полуостров, как думает Хольстен, не имеет значения [84: 417]. Что касается самого озарения - его "обращения", прихода Космического Сознания в его случае - нам говорят [18: 9: 3-9], что:
Когда он путешествовал, приблизился к Дамаску, и вдруг осиял его свет с неба, и он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл, что ты гонишь Меня? И он сказал: кто ты, Господи? Он сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь; встань же и войди в город, и будет тебе сказано, что тебе делать. И люди, бывшие с ним, стояли безмолвно, слыша голос, но не видя человека. И встал Саул с земли; и когда открылись глаза его, он ничего не видел; и повели его за руку в Дамаск. И был он три дня без зрения, не ел и не пил.
Второй рассказ выглядит следующим образом [18: 22: 6-11]:
И когда я шёл и приблизился к Дамаску, около полудня, внезапно воссиял с неба великий свет вокруг меня. И пал я на землю, и услышал голос, говорящий мне: Маул, Саул, Саул, что ты гонишь меня? Я отвечал: кто ты, Господи? И Он сказал мне: Я Иисус Назорей, Которого ты гонишь: И бывшие со мною видели свет, но не слышали голоса Говорившего со мною. И сказал я: что мне делать, Господи? И сказал мне Господь: встань и иди в Дамаск. И там будет сказано тебе о всём, что назначено тебе сделать. И когда я не мог видеть от славы того света, ведомый за руку теми, которые были со мною, я пришёл в Дамаск.
А третье повествование [18: 26: 12-18] следующее:
Когда я шёл в Дамаск с властью и поручением первосвященников, в полдень, о царь, я увидел на пути свет с неба, превосходящий яркость солнца, сияющий вокруг меня и тех, которые шли со мною. И когда мы все пали на землю, я услышал голос, говорящий мне на еврейском языке: Саул, Саул, что ты гонишь меня; тяжело тебе быть козлом. И я сказал: кто Ты, Господи! И сказал Господь: Я Иисус, Которого ты гонишь. Но встань и стань на ноги твои, ибо для того Я и явился тебе, чтобы поставить тебя служителем и свидетелем как того, что ты видел Меня, так и того, что Я явлюсь тебе; избавляя тебя от людей и язычников, к которым Я посылаю тебя открыть им глаза, чтобы они обратились от тьмы к свету и от власти сатаны к Богу.
В этих трех повествованиях, которые достаточно хорошо согласуются друг с другом, а их небольшие расхождения не имеют практически никакого значения, приводятся обычные чувственные явления, которые почти всегда сопровождают приход нового чувства.
Далее следует повествование, имеющее даже, если возможно, ещё большее значение [21: 12: 1-7]. В нём в нескольких словах рассказывается о моральном возвышении и интеллектуальном просветлении Павла во время и после его "обращения". Он говорит:
Мне надобно прославиться, хотя это и неуместно; но я приду к видениям и откровениям Господним. Я знаю одного человека во Христе[1], четырнадцать лет назад (в теле ли я, не знаю, или вне тела, не знаю; Бог знает) такой человек был вознесён даже на третье небо. И я знаю такого человека (в теле ли, или вне тела, не знаю; Бог знает), как он был вознесён в рай и слышал неизречённые слова[2], которые человеку не подобает произносить. От лица такого человека я буду славиться; но от своего лица я не буду славиться, разве только в своих немощах. Ибо если я захочу хвалиться, то не буду глуп, ибо буду говорить истину; но я воздержусь, чтобы кто не почитал меня выше того, что он видит во мне или слышит от меня. И по причине чрезвычайного величия откровений, чтобы я не превозносился чрезмерно, дан мне тёрн во плоти, посланец сатаны, чтобы изводить меня.
III
Для завершения дела остаётся только переписать некоторые высказывания Павла с точки зрения космического смысла; эти высказывания, если бы они были самостоятельными, доказали бы, что человек, от которого они исходили, обладал им, поскольку без него они не могли бы быть сделаны.
Ибо сие говорим вам словом Господним[3], что мы, оставшиеся в живых до пришествия Господня, нисколько не превзойдём уснувших. Ибо Сам Господь сойдёт с неба с воплем, при гласе Архангела и трубе Божией; и мёртвые во Христе воскреснут прежде: Тогда мы, оставшиеся в живых, вместе с ними вознесёмся на облака в сретение Господу на воздухе; и так будем всегда с Господом. Итак, утешайте друг друга сими словами [26:4:15-18].
Ибо говорю вам, братия[4], касательно проповеданного мною Евангелия, что оно не от человека. Ибо не от человека принял я его и не от себя научился ему, но пришло оно ко мне через откровение Иисуса Христа[5] [22:1: 11-12].
Когда же благоугодно было Богу, отделившему меня от чрева матери моей и призвавшему меня по благодати Своей, открыть во мне Сына Своего, чтобы я благовествовал Его во мне [22:1: 12] и призвал меня по благодати Своей, чтобы я открыл Сына Своего во мне, для проповеди Его между язычниками; но я тотчас не стал совещаться с плотью и кровью, и не пошёл в Иерусалим к тем, которые были Апостолами прежде меня, а пошёл в Аравию, и опять возвратился в Дамаск [22: 1: 15-17].
Христос искупил нас от проклятия закона[6] [22:3:13]. Но до прихода веры мы находились внутри под законом, закрытые для веры, которая должна была открыться впоследствии. Таким образом, закон был нашим воспитателем, чтобы привести нас ко Христу, чтобы мы могли оправдаться верой; но теперь, когда пришла вера, мы больше не под воспитателем. Ибо все вы сыны Божии по вере во Христа Иисуса. Ибо, сколько вы крестились во Христа, столько и облеклись во Христа [22:3:23-27].
Свободою освободил нас Христос[7] [22:5:1].
Ибо вы, братия[8], призваны к свободе [22:5:13].
Плод же духа[9] есть любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, верность, кротость, воздержание: против таких нет закона. А те, которые от Христа Иисуса, распяли плоть со страстями и похотями её [22:5: 22-24].
И обрезание[10] ничего не значит, ни необрезание, а новые творения [22:6:15].
Мы говорим мудрость между совершенными[11], но мудрость не мира сего и не правителей мира сего, которые сходят на нет; но говорим Божию мудрость в тайне, премудрость сокровенную, которую предначертил Бог прежде веков к славе нашей, которой не знает никто из правителей мира сего [20:2:6-8].
Ибо кто из людей знает, что в человеке, кроме духа человеческого[12], который в нём? Так и помыслов Божиих никто не знает, кроме духа Божия. Мы же приняли не духа мира, но духа Божия, дабы знать то, что даром дано нам от Бога. О чём и говорим не теми словами, какими учит человеческая мудрость, но какими учит дух; сравнивая духовное с духовным. Естественный человек не принимает того, что от Духа Божия: ибо они для него юродство; и он не может познать их, потому что о них судят духовно. А духовный судит обо всём, и сам ни о ком не судит. Ибо кто знает ум Господень, чтобы наставлять на него? А мы имеем ум Христа[13]. И я, братия, говорил с вами не как с духовными, но как с плотскими, как с младенцами во Христе. Я питал вас молоком, а не мясом, потому что вы ещё не могли переносить оного; да и теперь ещё не можете, ибо вы ещё плотские [20: 2: 10-16 и 3: 1-3].
Если кто думает, что он мудр в этом мире, тот пусть сделается глупцом, чтобы стать мудрым. Ибо мудрость мира сего есть глупость у Бога[14] [20:3:18-19].
Если мы сеяли вам духовное, то не велика ли польза, если пожнём плотское[15] [20:9: 11]?
Ибо если я благовествую Евангелие, то нечем мне хвалиться, потому что на мне лежит нужда[16] [20:9:16].
Если я говорю языками человеческими и ангельскими[17], но не имею любви, то я - медь звучащая или кимвал звенящий. И если имею дар пророчества и знаю все тайны и познания, и если имею всю веру, так что горы сверну, а любви не имею, то я ничто. И если я раздам всё моё имущество на пропитание бедным и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею, то нет мне в том никакой пользы. Любовь долготерпит, милосердствует; любовь не завидует; любовь не хвалится, не превозносится, не ведёт себя неприлично, не ищет своего, не раздражается, не принимает зла; не радуется неправде, а сорадуется истине; всё переносит, всему верит, на всё надеется, всё выдерживает. Любовь никогда не ослабевает; но есть ли пророчества - если они прекратятся; есть ли языки – если они умолкнут; есть ли знание – если оно исчезнет. Ибо мы знаем только отчасти и пророчествуем только отчасти; но когда придёт совершенное, тогда отпадёт и то, что отчасти. Когда я был ребёнком, я говорил как ребёнок, чувствовал как ребёнок, мыслил как ребёнок; теперь же, когда я стал мужчиной, я отбросил ребячество. Ибо теперь мы видим как в зеркале, темно, а тогда лицом к лицу; теперь я знаю отчасти, а тогда буду знать, как и я познан. Но ныне пребывает вера, надежда, любовь, сии три; а наибольшая из них любовь [20: 13:1-13].
Ибо как в Адаме всё умирают[18], так и во Христе все оживут. Но каждый в своём порядке: Христос - первый плод; потом те, которые Христовы, в пришествие Его. Тогда придёт конец, когда Он предаст Царство Богу, Отцу; когда упразднит всякое начальство и всякую власть и силу [20:15:22-25].
Се, говорю вам тайну[19]: не все мы уснём, но всё изменимся, во мгновение ока, при последней трубе. Ибо вострубит труба, и мёртвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие; когда же тленное облечётся в нетление и смертное сему облечётся в бессмертие, тогда сбудется написанное: смерть поглощена победою [20:15:51-55].
Но хотя внешний наш человек ветшает[20], однако внутренний обновляется день ото дня. Ибо лёгкие скорби наши, временные, более и более приобретают для нас тяжесть славы вечной; а мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно. Ибо знаем, что если земной дом скинии нашей разрушится, то мы имеем здание от Бога, дом нерукотворный, вечный, на небесах. Ибо истинно в этом мы стенаем, желая облечься в жилище наше небесное, если, облёкшись, не окажемся нагими. Ибо мы, находящиеся в скинии сей, стонем, обременённые; не для того, чтобы нам быть одетыми, но, чтобы нам облечься, дабы смертное поглощено было жизнью [21:4: 16-18 и 5:1: 5].
Если кто во Христе, тот обновляется; старое ушло, и вот, обновилось [21:5:17][21].
Итак, нет ныне никакого осуждения тем, которые во Христе Иисусе[22]. Ибо закон Духа жизни во Христе Иисусе освободил меня от закона греха и смерти. Ибо чего закон не мог исполнить, будучи немощен по плоти, того Бог, послав Сына Своего в подобии плоти греховной и в жертву за грех, осудил грех во плоти, дабы исполнилось постановление закона в нас, ходящих не по плоти, но по Духу. Ибо те, которые по плоти, о делах плотских помышляют, а те, которые по Духу, о делах духовных. Ибо разум плоти есть смерть, а разум Духа - жизнь и мир; потому что разум плоти враждует против Бога [19: 8: 1-7].
Сам Дух свидетельствует духом нашим, что мы дети Божии[23], а если дети, то наследники, сонаследники Богу и сонаследники Христу [19:8:16-17].
Ибо почитаю, что нынешние страдания недостойны сравнения с тою славою[24], которая откроется нам в будущем. Ибо творение с великим ожиданием ожидает откровения сынов Божиих. Ибо творение подверглось тлению не по своей воле, но по воле Породившего его, в надежде, что и само творение освобождено будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что все творение стонет и мучится вместе доныне. И не только это, но и мы, имеющие первые плоды духа, даже сами стонем в себе, ожидая усыновления, то есть искупления тела нашего [19:8:18-24].
И знаем, что любящим Бога всё содействует ко благу [19:8:28][25]. Ибо я убеждён, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Князья, ни Божества, ни Господства, ни Силы вышестоящие, ни будущее, ни власть, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией [19:8:38-39]. Я знаю и убеждён в Господе Иисусе, что ничто нечисто само по себе; только для того, кто почитает что-нибудь нечистым, для того оно нечисто [19: 14: 14].
Подведём итоги.
В данном случае мы имеем:
a. Характерная внезапность, присущая наступлению нового смысла. Новое рождение происходит в определённом месте и в определённый момент.
b. Субъективный свет ясно и очень сильно проявляется.
c. Мы имеем интеллектуальное озарение наиболее выраженного характера.
d. Мы имеем очень ярко выраженное моральное возвышение.
e. У нас есть убеждённость, чувство бессмертия, исчезновение чувства греха и страха смерти.
Ссылки
[1] «Христос» - так Павел называет Космическое Сознание.
[2] Невыразимые слова, по Уитмену: "Когда я берусь сказать лучшее, я обнаруживаю, что не могу, мой язык неэффективен на своих стержнях; моё дыхание не повинуется своим органам; я становлюсь немым человеком" [193: 179].
[3] Обычные гарантии бессмертия, которые принадлежат Космическому Сознанию.
[4] Что касается его "Евангелия", то Павел был наставлен только Космическим Разумом.
[5] Однако он знал достаточно об Иисусе и его учении, чтобы быть в состоянии распознать (когда до него доходило), что учения Космического Разума практически идентичны учениям Иисуса.
[6] Христос — это Космический Разум, воспринимаемый как отдельная сущность или индивидуальность. Это искупает любого, к кому оно приходит, от "проклятия закона", то есть от стыда, страха и ненависти, присущих самосознательной жизни. Павел, кажется, предполагает крещение в Космическое Сознание (Христа). Несомненно, такое крещение существует, но где же священство, способное провести его?
[7] Свобода Космического Сознания является высшей. Она освобождает человека от его прежней сущности и делает невозможным будущее рабство.
[8] Павел любит и ценит свободу так же остро, как современный американец Уолт Уитмен. Они оба знали (что, увы! так мало кто знает), что такое истинная свобода.
[9] О "Духе" и "Христе Иисусе" читайте в книге "Космическое сознание". Ср. M. C. L. infra. "Святое дыхание убивает вожделение и т.д." и Бхагавадгита: "Даже вкус к объектам чувств уходит от того, кто увидел Высшее".
[10] Называется Бальзаком: "второе существование" [5: 100].
[11] Он говорит с позиции Космического Разума, который должен был прийти, когда пришло время, и пришел сейчас к нему.
[12] Павел информирован не человеческим (самосознательным) разумом, а Духом Божьим (Космическим Сознанием), и ни один человек с простым самосознанием не может судить его так же, как животное (имеющее простое сознание) может судить (самосознательного) человека.
[13] Простого самосознающего человека невозможно заставить понять вещи, которые видит Космическое Чувство. Эти вещи, если они ему представлены, кажутся ему глупыми. Но тот, кто обладает Космическим чувством (будучи, конечно, также самосознательным), способен судить "обо всём", то есть о вещах обоих видов. Поэтому Павел не мог говорить с коринфянами так, как хотел бы, поскольку у них не было космического сознания.
[14] Павел говорит, что мудрость самосознания не является мудростью для тех, кто обладает Космическим Разумом, а мудрость последнего - глупость для простого самосознания.
[15] Сравните стихотворение Уитмена "Богатым дарителям" [193: 2161: "То, что вы даёте мне, я с радостью принимаю: немного пропитания, хижину и сад, немного денег, когда я встречаюсь со своими стихами, ночлег и завтрак путешествующего, когда я скитаюсь по миру. Почему мне должно быть стыдно обладать такими дарами? Зачем показывать их? Ведь я сам не тот, кто ничего не дарит мужчинам и женщинам, ибо я дарю любому мужчине или женщине вход во все дары Вселенной".
[16] Это, похоже, переживают все люди, обладающие Космическим Чувством в большей или меньшей степени. Так, Блейк говорит: "Я написал это стихотворение ("Иерусалим") без предварительного обдумывания и даже против своей воли". Так и Бёме "был впечатлён необходимостью записать то, что он видел", хотя писать ему было далеко не просто.
[17] Великолепное изложение морали, принадлежащей Космическому Разуму. Тот же дух можно проследить в каждом случае - но особенно см. [193: 273]: "Дайте мне жалованье, за которое я служил, дайте мне петь песню великой идеи, всё остальное заберите, я любил землю, солнце, животных, я презирал богатство, я подавал милостыню каждому просящему, заступался за глупых и сумасшедших, посвящал свой доход и труд другим."
[18] Сравнение между состояниями самосознания и Космического Сознания. Самосознание, говорит он, адамическое состояние, является состоянием смерти. С "Христом" начинается истинная жизнь, которая распространится и станет всеобщей; это конец старого порядка. После этого не будет больше "правления", "авторитета" или "власти"; все будут свободны и равны. "Ангел, несущийся на взрыве, не говорит: "Встаньте мёртвые", он говорит: "Встаньте, живые"" [5: 145].
[19] Выражает чувство бессмертия, которое принадлежит Космическому Сознанию. Сравните [193: 77]: "Есть это во мне - я не знаю, что это такое, но я знаю, что это во мне. Измождённое и потное - спокойное и прохладное тогда становится моё тело, я сплю и сплю долго. Я не знаю его - оно без имени — это слово, которое не сказано - его нет ни в одном словаре, ни в одном выражении, ни в одном символе. Что-то, на чём оно качается больше, чем земля, на которой качаюсь я, для него творение - друг, чьи объятия пробуждают меня. Возможно, я мог бы рассказать больше. Наброски! Я молю о моих братьях и сёстрах. Видите ли вы, о мои братья и сестры? Это не хаос и не смерть, это форма, союз, план — это вечная жизнь, это счастье".
[20] Писатель противопоставляет себя Космическому Сознанию жизни. Его сознание вечной жизни становится ясным.
[21] Никакое выражение не может быть более ясным, более совершенным. Человек, вошедший в Космическое Сознание, действительно становится новым существом, и всё его окружение "становится новым" - приобретает новое лицо и значение. Вы как бы оказываетесь по другую сторону вещей; они те же самые, но в то же время совершенно другие. "Вещи не сходят с тех мест, которые они занимали раньше. Земля так же позитивна и непосредственна, как и раньше. Но душа также реальна; она тоже позитивна и непосредственна; никакие рассуждения, никакие доказательства не определили её, неоспоримый рост установил её" [193: 180].
[22] В Космическом Сознании нет абсолютно никакого чувства греха или смерти, человек чувствует, что это последнее - просто событие в непрерывной жизни и смерти. Просто самосознающий человек не может, соблюдая "закон" или каким-либо другим способом, уничтожить ни грех, ни чувство греха, но "Христос", т.е. Космическое Сознание, может совершить и совершает и то, и другое.
[23] Все люди, обладающие Космическим Сознанием, находятся на одном и том же духовном уровне в том же смысле, в каком все самосознающие люди являются людьми - принадлежат к одному виду.
[24] Павел говорит о славе и радости Космической Сознательной жизни, только что наступившей для мира, по сравнению с тем состоянием самосознания, которое было до этого всеобщим. "Просторы славы", - говорит Уитмен, - "непрестанные и ветвящиеся". "Радость, всегда радость", - говорит Элуханам. "Радость начинается, но не кончается", - говорит Э. К. "Когда вы однажды, - говорит Серафита [то есть Бальзак], - почувствуете прелести божественного опьянения (озарения), тогда всё ваше" [7: 182]. Сравните также следующие выдержки из Бемё, в которых он, как и Павел, противопоставляет Самость Космической Сознательной жизни: "Внешний мир или внешняя жизнь не является долиной страданий для тех, кто наслаждается ею, но только для тех, кто знает о высшей жизни. Животное наслаждается животной жизнью; интеллект - интеллектуальной сферой; но тот, кто вступил на путь возрождения, признает своё земное существование бременем и тюрьмой. С этим признанием он берёт на себя крест Христа" [97: 325]. "Святой и небесный человек, скрытый в чудовищном (внешнем) человеке, находится на небесах, как и Бог, и небеса находятся в нём, и сердце или свет Божий зарождается и рождается в нём. Таким образом, Бог в нём, а он в Боге. Бог ближе к нему, чем его звериное тело" [97: 326].
[25] Выражение оптимизма, который принадлежит Космическому Сознанию. Сравните Уитмена: "Omnes! Омнес! Пусть другие не обращают внимания, я тоже создаю поэму о зле, я тоже отмечаю эту часть, я сам - такое же зло, как и добро, и мой народ такой же, и я говорю, что зла на самом деле нет" [193: 22].
