Плотин родился в 204 году н. э. и умер в 274 году.
Плотин считал, что для совершенного знания субъект и объект должны быть едины - разумный агент и понимаемая вещь ... не должны быть разделены[1] [55: 716].
Он считал, что для совершенного знания субъект и объект должны быть едины[2] [85: 716].
Далее следует письмо:
Плотин - Флакку [188: 78-81].
Я приветствую твою преданность философии: Я радуюсь, когда слышу, что твоя душа, подобно возвращающемуся Улиссу, отплыла на родину - в эту славную, единственно реальную страну - мир невидимой истины. Чтобы следовать философии, сенатор Рогатиан, один из самых благородных моих учеников, отказался на днях от всего своего достояния, освободил своих рабов и отказался от всех почестей своего положения.
До нас дошли вести, что Валериан потерпел поражение и сейчас находится в руках Сапора. Угрозы франков и аллеманнов, готов и персов одинаково страшны для нашего вырождающегося Рима. В такие дни, переполненные непрекращающимися бедствиями, побуждения к созерцательной жизни сильны как никогда. Даже моё спокойное существование, кажется, теперь в некоторой степени ощущает наступление возраста. Только он не в силах помешать мне уйти на покой. Я уже устал от этой тюрьмы, тела, и спокойно ожидаю того дня, когда божественная природа внутри меня освободится от материи[3].
Египетские жрецы рассказывали нам, что одно прикосновение крыла их священной птицы способно усыпить крокодила; не так скоро, мой дорогой друг, шестерёнки твоей души смогут утихомирить необузданное тело. Существо уступит только бдительному, напряжённому постоянству привычки. Очисти свою душу от всех ненужных надежд и страхов относительно земных вещей, умертви тело, отринь самовнушение и аппетиты - и внутренний взор начнёт осуществлять своё ясное и торжественное видение.
Вы просите меня рассказать вам, как мы знаем, и каков наш критерий уверенности. Писать для меня всегда утомительно. Если бы не постоянные просьбы Порфирия, я не оставил бы после себя ни строчки. Ради тебя и ради твоего отца моё нежелание должно быть преодолено.
Внешние объекты представляют нам только видимость. Поэтому о них можно сказать, что мы обладаем скорее мнением о них, чем знанием их. Различия в реальном мире видимости важны только для обычных и практичных людей. Наш вопрос заключается в идеальной реальности, которая существует за внешностью. Как разум воспринимает эти идеи? Существуют ли они без нас, и занят ли разум, подобно ощущениям, внешними по отношению к себе объектами? Какую уверенность мы могли бы тогда иметь - какую уверенность в том, что наше восприятие непогрешимо? Воспринимаемый объект был бы чем-то отличным от воспринимающего его разума. Тогда вместо реальности мы имели бы образ. Было бы чудовищно поверить хоть на мгновение, что разум не способен воспринимать идеальную истину именно такой, какая она есть, и что у нас нет уверенности и реального знания относительно мира интеллекта. Отсюда следует, что эта область истины не должна исследоваться как нечто внешнее по отношению к нам и поэтому лишь несовершенно известное. Оно находится внутри нас. Здесь объекты, которые мы созерцаем, и то, что созерцается, идентичны - оба являются мыслью. Субъект не может познать объект, отличный от него самого. Мир идей находится внутри нашего интеллекта. Истина, следовательно, не есть согласие нашего восприятия внешнего объекта с самим объектом. Это согласие разума с самим собой. Сознание, таким образом, является единственным основанием для уверенности: Разум - сам себе свидетель. Разум видит в себе то, что выше себя, как свой источник; и снова то, что ниже себя, как ещё раз себя.
Знание имеет три степени - убеждение, знание, озарение[4]. Средством или инструментом первого является чувство, второго - диалектика, третьего - интуиция. Последнему я подчиняю разум. Это абсолютное знание, основанное на тождестве познающего разума с познаваемым объектом.
Существует излучение из всех порядков существования, внешняя эманация из невыразимого Единого. И снова есть возвращающийся импульс, влекущий всё вверх и внутрь, к центру, откуда всё пришло. Любовь, как прекрасно сказано у Платона в "Банкете", - дитя бедности и изобилия. В любовном стремлении души к добру кроется болезненное чувство падения и лишения.
Но эта любовь - благословение, спасение, наш гений-хранитель; без неё центробежный закон одолел бы нас и унёс наши души далеко от их источника к холодным пределам материального и многообразного. Мудрый человек осознает идею добра внутри себя. Он развивает её, уходя в святое место своей души. Тот, кто не понимает, как душа содержит в себе прекрасное, стремится реализовать красоту вне себя путём трудоёмкого производства. Его целью должно быть скорее сосредоточение и упрощение, а значит, расширение своего существа; вместо того чтобы уходить в многообразие, он должен оставить его ради Единого, а значит, плыть вверх к божественному источнику бытия, поток которого течёт внутри него.
Вы спросите, как мы можем познать Бесконечное? Я отвечу: не с помощью разума. Задача разума - различать и определять. Бесконечное, следовательно, не может быть причислено к объектам. Постичь Бесконечное можно только с помощью способности, превосходящей разум, войдя в состояние, в котором вы больше не являетесь своим конечным "я" - в котором вам открывается божественная сущность. Это и есть экстаз [Космическое сознание]. Это освобождение вашего ума от его ограниченного сознания. Подобное может постичь подобное; когда вы перестаёте быть конечным, вы становитесь единым с Бесконечным. Когда ваша душа сводится к своей простейшей сущности, к своей божественной сущности, вы осознаете это единство — это тождество.
Но это возвышенное состояние не имеет постоянной продолжительности. Лишь время от времени мы можем наслаждаться этим возвышением (милосердно сделанным для нас) над пределами тела и мира. Я сам осознал это только три раза[5], а Порфирий до сих пор ни разу. Всё, что способствует очищению и возвышению ума, поможет вам в этом достижении и облегчит приближение и повторение этих счастливых промежутков. Есть разные пути, по которым можно достичь этой цели. Любовь к красоте, которая возвышает поэта; та преданность Единому и то восхождение науки, которое делает честолюбие философа; та любовь и те молитвы, с помощью которых набожная и пылкая душа стремится в своей нравственной чистоте к совершенству. Это великие дороги, ведущие к той высоте над реальным и конкретным, где мы стоим в непосредственном присутствии Бесконечного, сияющего, как из глубины души.
Следующий отрывок [83: 336] может быть воспринят как справедливое подведение итогов философии Плотина, как её понимали неоплатоники:
Человеческие души, сошедшие в телесность, — это те, которые позволили поработить себя чувственности и одолеть похоть.
Теперь они стремятся оторвать себя от своей истинной сущности; стремясь к независимости, они принимают ложное существование. Они должны отказаться от этого; и, поскольку они не потеряли свою свободу, обращение всё ещё возможно.
Здесь мы переходим к практической философии. По той же дороге, по которой она спустилась, душа должна вернуться к высшему Благу. Прежде всего, она должна вернуться к самой себе. Это достигается практикой добродетели, которая направлена на уподобление Богу и ведёт к нему. В этике Плотина все более древние схемы добродетели перенимаются и выстраиваются в градуированный ряд. Самой низкой ступенью являются гражданские добродетели, затем следуют очищающие и, наконец, божественные добродетели. Гражданские добродетели лишь украшают жизнь, но не возвышают душу. В этом и состоит задача очищающих добродетелей, с помощью которых душа освобождается от чувственности и возвращается к себе, а затем и к нусу. С помощью аскетических обрядов человек вновь становится духовным и вечным существом, свободным от всякого греха. Но есть ещё высшее достижение: недостаточно быть безгрешным, нужно стать "Богом". Это достигается через созерцание первозданного Существа, Единого; или, другими словами, через экстатическое приближение к нему. Мысль не может достичь этого, ибо мысль достигает только нуса, и сама является разновидностью движения. Мысль — это лишь предварительное условие для общения с Богом. Только в состоянии совершенной пассивности и покоя душа может познать и прикоснуться к первозданному Бытию. Поэтому, чтобы достичь этого высшего достижения, душа должна пройти через духовную программу обучения. Начав с созерцания телесных вещей в их множественности и гармонии, она затем удаляется в себя и уходит в глубины своего существа, поднимаясь оттуда в нус, мир идей. Но и там он не находит Высшего, Единого; он всё ещё слышит голос, говорящий: "Не мы сделали себя сами". Последняя стадия достигается, когда в наивысшем напряжении и концентрации, созерцая в тишине и полном забвении всё сущее, он способен как бы потерять себя. Тогда он может увидеть Бога, источник жизни, источник бытия, источник всех благ, корень души. В этот момент он наслаждается высочайшим неописуемым блаженством; он как бы поглощён божественностью, купается в свете вечности.
Выводы
Писателю удалось узнать лишь немногое о внешней жизни Плотина. Подробностей о его озарении, помимо того, что он рассказал нам в цитированном выше письме, также не хватает. Но его личное упоминание о трёх "счастливых интервалах", то, что он говорит об "этом возвышенном состоянии", и характер его философии позволяют с уверенностью утверждать, что он был подлинным случаем Космического Сознания. К сожалению, его возраст на момент первого озарения неизвестен. Однако Плотин, родившийся в 204 году, начавший изучать философию в 232 году, в возрасте двадцати восьми лет, и написавший вышеприведённое письмо в 260 году, когда ему было пятьдесят шесть лет (именно в этом году Валериан был взят в плен Сапором), вероятно, был в возрасте от тридцати до сорока лет во время своего первого озарения.
Ссылки
[1] "Когда для человека, который понимает, Я стало всем сущим" [150: 312].
[2] "Грубые объекты и невидимая душа едины" [193: 173]. "Восприятие кажется таким, в котором все органы чувств объединяются в одно чувство. В котором вы становитесь объектом" [63].
[3] Чувство продолжения жизни. А что касается тебя, смерти, и твоего горького чувства смертности, бесполезно пытаться меня тревожить [193: 77].
[4] Мир идей делится на три сферы: инстинкт, абстракции, специализация [5: 141]. Сравните Бэкона: "Первым творением Бога в работе дней был свет чувства, последним - свет разума, и с тех пор Его субботняя работа — это освещение Его Духа" [35:82]. Плотин, Бэкон и Бальзак учат (и каждый, кто имел опыт, согласится с ними), что между Космическим сознанием и Самосознанием существует такой же большой промежуток, как между последним и простым сознанием.
[5] У Плотина (как он говорит нам) было три периода озарения к моменту написания этого письма Флаккусу, то есть к тому времени, когда ему было пятьдесят шесть лет. Порфирий говорит нам, что между пятьюдесятью девятью и шестьюдесятью четырьмя годами (то есть в течение шести лет их общения) у него было четыре периода, то есть в общей сложности не менее семи. Заметим, что то, что говорит Плотин о том, что помогает в переходе к Космическому Сознанию, — это именно то, чему учат все достигшие - Гаутама, Иисус, Павел и остальные.
