Научные основания вегетарианства или безубойного питания

Линней, основатель современной естественно-научной классификации, причисляет человека к приматам. Этим именем Линней называет высший отряд в классе млекопитающих; во главе его он ставит человека и человекообразных обезьян. Из последних ближайшими соседями человека являются обезьяны Старого Света — орангутанг, горилла и шимпанзе, принадлежащие к семейству узконосых обезьян; орангутанг («дикий человек») служит представителем рода Simiadae, горилла и шимпанзе относятся к роду Troglodytes.

Попробуем представить в возможно кратком очерке важнейшие черты сходства между человеком и названными обезьянами, а также те общие особенности, которыми как человек, так и обезьяны отли­чаются от всех остальных млекопитающих.

Сходство обезьяньего черепа с человеческим бросается в глаза даже при поверхностном наблюдении; настолько же резко его отличие от черепов прочих животных. Не входя в подробности, перейдём к другим сторонам дела, интересным не столько с общей, сколько с чисто научной точки зрения.

Важнейшее место в организме принадлежит, без сомнения, нервной системе; она управляет деятельностью всех органов, вносит единство и стройность в их отправления, следит за целостью тканей и исправляет повреждения; одним словом, во внутреннем хозяйстве живого тела она представляет и законодательную и адми­нистративную власть. Поэтому животное, у которого нервная система и её важнейший орган — мозг наиболее сходны с человеческими, должно считаться самым близким к человеку. Вообще, чем сильнее развита нервная система, в особенности её центральные органы, и чем сложнее её устройство, тем выше стоит животное в ряду других.

Из всех живых существ наиболее развитою и сложною нерв­ною системою обладает человек; из животных ближе всех к нему стоит орангутанг. Сравнительно с мозгом шимпанзе, мозг орангутанга обладает большим размером по направленно сверху вниз, его лобные доли больше, затылочные меньше, поверхность теменных доль менее отклоняется от горизонта и потому выпуклее; эти признаки вполне соответствуют и внешним особенностям рода Simiadae, представителем которого служит орангутанг.

Обезьяны, вслед за орангутангом, занимают первое место в животном царстве по числу и резкости мозговых борозд; за ними стоят жвачные и однокопытные, ещё ниже — плотоядные; наконец, у грызунов и неполнозубых мозговые борозды существуют лишь в зачатке.

По исследованиям Лере, в мозгу плотоядных животных существует всего шесть мозговых борозд; у разных видов плотоядных они обладают неодинаково простою и правильною формою, но направление их всегда одно и то же: они идут спереди назад, параллельно одна другой.

Профессор Сэппи (Sappey) называет их «постоянными» или «первичными» бороздами. Добавочные борозды иди борозды «усовершенствования» мы находим у слона, у лемурных или полуобезьян и, в наибольшем количестве, у человекообразных обезьян; эти бо­розды отличаются от «первичных» своей величиной и направлением: идут перпендикулярно к «первичным» бороздам.

«Прибавьте, говорит профессор Сэппи, к продольным бороздам на поверхности мозга плотоядного или одного из низших млекопитающих две-три борозды, так чтобы они пересекали первые посредине в поперечном направлении вы получите картину, характеризующую мозг высших млекопитающих — человека и обезьяны».

У орангутанга продольные борозды идут на большом протяжении, изгибаются, ветвятся и соединяются одна с другой, как у человека; так же резко выражены и добавочные борозды или «борозды усовершенствования», как называет их профессор Сэппи; их расположение сильнейшим образом напоминает мозг человека.

Поэтому есть полное основание думать, что между мозгом орангутанга и мозгом человека существует различие не по способу устройства, а лишь по степени развития, согласно с профессором Мивартом (Pr. Mivart, Man and Apes, p. 149).

Ту же мысль можно найти в трудах про­фессора Брока, — а выводы этого усердного исследователя и знатока антропологии имеют особый вес. По мнению Брока мозг человека, которого Оуэн помещает в особый подкласс «Archencephala» — так мало отличается от мозга высших животных, относимых Оуэном к подклассу «Gyrencephala», что несходство существует только во второстепенных признаках.

«Эти отличительные признаки, говорит Брок, несущественны по самой сути дела; если бы в полушариях мозга обезьян не оказалось ни «заднего рога бокового же­лудочка», ни «малой ноги морского коня», если бы, наконец, задние доли мозга не покрывали вполне мозжечка,— все эти отличия настолько незначительны, что их почти можно приравнять к случайным; от гораздо более существенные наблюдаются даже между животными, принадлежащими к одному и тому же отряду, и, во всяком случае, таких признаков, как вышеприведённые, совершенно недостаточно для того, чтобы, основываясь на них, делать подразделение на два особых подкласса».

Приведя вкратце общие основания, указывающие с одной стороны на сходство организации человека и обезьяны, с другой — на общее им обоим существенное отличие от других млекопитающих, мы можем перейти к теме анатомическим частностям, которые нахо­дятся в прямой связи с выбором пищи. Начнём с полости рта.

У человекообразных обезьян она устроена по тому же образцу, как у человека: запечных мешков нет, Вартоновы протоки, т. е., выводные каналы обеих подчелюстных слюнных желёз, открыва­ются по обе стороны уздечки языка; язык похож на человеческий; у орангутанга вилкообразные сосочки языка расположены в виде угла или буквы V, как у человека; у шимпанзе их расположение несколько иное — в виде буквы Т.

Форма и число резцов, клыков и коренных зубов у обезьян Старого Света («узконосых») те же самые, как у человека, только клыки у обезьян, особенно у самцов, длиннее, и «зубы мудрости» появляются в более раннем возрасте, чем у человека. Обезьяны Нового Света («плосконосые») отличаются от человека тем, что у них недостаёт в обеих челюстях, с обеих сторон, по одному большому коренному зубу, и его место занимает лишний малый коренной зуб.

У человека поверхность больших коренных зубов делится неправильно ветвящейся бороздкою на четыре или на пять ясно различаемых бугорков. Такого же устрой­ства и с таким же поверхностным расположением эмали большие коренные зубы у орангутанга, шимпанзе и гориллы.

Между тем у травоядных животных распределение эмали со­вершенно иное: у толстокожих, жвачных (у этих последних в верхней челюсти нет резцов), грызунов — большие коренные зубы построены из слоёв дентина, эмали и цемента, проникающих сквозь всю толщину зуба, так что на поперечном разрезе зуба виден не кружок дентина, одетый одним слоем эмали, как бывает у чело­века и обезьян, а значительное число волнообразно изогнутых складок; дентин, обладая меньшею прочностью, быстрее разрушается, и зуб приобретает неровную, иззубренную поверхность, приспособленную к перетиранию растительной клетчатки, которая всегда находится в пище этих животных.

С другой стороны, зубы плотоядных, по мнению Кюеса, не представляют зубов в собственном смысле слова: это скорее гвоздеобразные инструменты, назначенные для разрывания на части их пищи— мяса. Резцов у них по шести в каждой челюсти, вместо четырёх; они малы, остроконечны и не сходятся друг с другом; больших коренных зубов имеется только по одному на каждой стороне челю­сти, и их коронка напоминает пилу.

Совершенно своеобразную форму имеет у этих животных последний малый коренной или «плотояд­ный зуб», особенно хорошо развитый у тигра: коронка состоит из трёх острых бугорков значительной, но не одинаковой величины, сидящих один за другим и соединённых выдающимся краем зуба; на переднем бугорке есть ещё добавочное острие. Ничего подобного не встречается у человека и ближайших к нему животных.

Рядом с чисто хищными животными следует поставить всеядных: альпийского и североамериканского медведя (ursus arctos), ка­бана и свинью (sus scrofa, sus tiberianus и sus ibericus). У медведя поверхность больших коренных зубов сглажена, но резцов шесть, как у настоящих плотоядных, только они не так остры и форма, свойственная резцам, выражена не так резко. Клыки очень длинны и искривлены; между клыком и ближайшим малым коренным зубом обыкновенно существует заметный промежуток. Таким образом, по устройству зубов. всеядные стоят ближе к плотоядным, чем к травоядным, а с плодоядными и человеком не имеют почти ничего общего, если не считать одинакового поверхностного расположения эмали на коренных зубах. Резцы дикого кабана и до­машней свиньи длинны и выдаются вперёд, в виде продолжения челюстной кости. Клыки, особенно в верхней челюсти, своеобразны: они выдаются наружу и перекрещиваются с нижними. У свиньи и дикого кабана, существует промежуток между клыками и малыми ко­ренными зубами.

Теперь позвольте перейти к устройству скуловых дуг и ви­сочной области: оно важно для нас в том отношении, что по его характеру можно определить, какая пища свойственна данному жи­вотному.

У человека и обезьян скуловые дуги сравнительно тонки и не­сколько изгибаются кверху, так что их нижняя поверхность вогнута; височный и жевательный мускулы развиты довольно слабо.

У жвачных височный мускул также не велик, зато жеватель­ный мускул достигает больших размеров: он начинается над скуловой дугой и занимает всю боковую поверхность верхней челю­сти; нижняя челюсть у них устроена так, что может производить своеобразные движения вправо и влево: её сочленовные головки малы и скользят в сочленовных ямках из стороны в сторону. Иного рода сочленовная головка в челюсти грызунов: она утолщена по направлена спереди назад, а сочленовная ямка представляет простую впадину.

Всего дальше от человека стоят в этом отношении плотоядные животные. У них скуловые дуги весьма толсты; их прочность увеличивается сильным искривлением вниз, так что их нижняя поверхность выпукла — совершенно обратно тому, что мы встречаем у человека, — и выпуклость тем резче, чем более хищности в нравах животного.

Благодаря своим размерам и своеобразной форме, скуловые кости в черепе хищных животных сильно выдаются вперёд и представляют чрезвычайно прочную опору для мышц, действующих при разрывании добычи на части. Из этих мышц сильно развиты жевательная и височная; последняя наполняет все простран­ство между височной костью и её скуловым отростком, а в вышину доходит до вершины черепа. Внутренняя и наружная крыловидные мышцы, напротив, развиты крайне слабо; у хищных животных нижняя челюсть не обладает боковым движением: ему мешает слишком большая глубина сочленовной ямки; благодаря этому обстоя­тельству нижняя челюсть может только вращаться вверх и вниз.

Всеядные в этом отношении мало отличаются от плотоядных. Вообще, по устройству двигательного механизма нижней челюсти, близ­кое сходство с человеком наблюдается только у обезьян и в наи­более сильной степени — у родов Simiadae и Troglodytes.

Выводы, к которым приводить нас сравнение животных по строение мозга, по устройству полости рта и зубов, по способу прикрепления нижней челюсти и её мускулов, дополняются анатомически­ми данными относительно внутренних пищеварительных органов.

У человека желудок несложный, т. е. состоит только из одного помещения для пищи, как и у всего отряда приматов. Бла­годаря любезности профессора Брока, я имела возможность осмо­треть рисунки и препараты, собранные в его антропологическом ка­бинете; они доказывают с поразительной очевидностью единство в устройстве пищеварительных органов человека и высших обезьян; на первый взгляд не заметно никакой разницы. Только при внимательном сравнении можно видеть, что желудок человека несколько меньше обезьяньего. Что же касается кишечного канала человекообразных обезьян, то в нем не наблюдается ни малейшего отклонения от человеческого; на слепой кишке нет брыжейки, и она удержи­вается на месте в правой подвздошной области непосредственно брю­шиной; червеобразный отросток существует у всех человекообразных и такой же длины, как у человека.

Печень у орангутанга (и также у гиббона) устроена так же неслож­но, как у человека; у шимпанзе она ещё проще: задняя или Спигеллиева лопасть меньше, и борозда для прохода нижней полой вены превращена в простое вдавление. Мы должны заметить, что по устрой­ству печени и в некоторых других отношениях человекообразные обезьяны значительно отличаются от остальных животных из отряда приматов и, наоборот, не отличаются существенным образом от человека. Желчный пузырь существует у всех приматов, из других же млекопитающих он отсутствует у китообразных, ленивцев, носорогов, слонов, верблюдов, лошадей и тапиров.

Расположите брюшины и обоих сальников у орангутанга почти тоже­ственно с устройством брюшной полости у человека, а мы должны помнить, что известное, весьма сложное расположение складок брю­шины и их взаимные соотношения являются следствием тех перемен в расположениях брюшных органов, которые происходят с определённой последовательностью при развитии зародыша; следовательно, эта сторона дела имеет большое значение. Между шимпанзе и человеком наблюдается в этом отношении некоторое различие: сальник у шимпанзе прикрепляется к верхней части, восходящей обо­дочной кишки на весьма ограниченном протяжении; но восходящая ободочная кишка и верхняя часть слепой кишки у этого животного, а также у гориллы и орангутанга, прикрепляются посредством брюшины к одной стороне позвоночника таким же способом, как у челове­ка. (Broca. «L'ordre des Primates». Bulletins de la Societe d'Antropologie, vol. IV.)

Желудок плотоядных четвероногих отличается от человеческого желудка как относительною величиною, так и формой. В нем не существует разделения на части (portiones cardiaca et pylorica) и он устроен у всех плотоядных в виде простого мешка, слегка вытянутого в поперечном направлении справа налево. Кишечный канал длиннее тела животного от 3 до 6 раз, тогда как у обезьян и человека — от 7 —10 раз. Печень плотоядных гораздо слож­нее, чем у человека; она состоит из шести отдельных частей или лопастей. Слепой кишки обыкновенно не встречается, а в тех случаях, где она наблюдается, её находят в зачаточном виде.

С другой стороны, желудок травоядных животных, особенно жвачных, весьма сложен; там же, где он устроен проще, как у лошади, недостаток сложности покрывается усиленным развитием слепой и ободочной кишки. У жвачных имеется четыре отдельных помещений для пищи: «рубец», «рукав», «книжка» или листовой желудок и «сычуг»; пищеварительный канал длиннее тела от 12 до 27 раз.

Чтобы не оставить без внимания всеядных, мы возьмём за образчик свинью. У этого животного дно желудка (fundus ventriculi) вытягивается в виде мешка, и от него к выводному отверстию тя­нутся две параллельные складки — совсем не так, как у человека.

Доктор Бомон (Beaumont) своими знаменитыми опытами над Алексисом СентМартеном доказал, что при перистальтических сокращениях желудка пища совершает полный круговорот: та часть, которая в известный момент находилась у большой кривизны желуд­ка, движется направо, к выводному отверстию, а другая часть, бывшая у малой кривизны, движется в это время налево, к входному отверстию желудка. Таким образом, желудок человека производить, во-первых, перистальтическое движение, идущее со стороны большой кривизны и, во-вторых, антиперистальтическое движение — от малой кривизны.

В настоящее время можно считать доказанным, что у травоядных животных оба эти движения существуют; несомненно, так же обстоит дело у млекопитающих того зоологического отряда, к кото­рому принадлежать человек. Напротив, у плотоядных пища просто передвигается справа налево и обратно (Беклар и Шульц).

Над всеядными, подобных наблюдений, по-видимому, не было сделано; судя же по их общему сходству с плотоядными, трудно ожидать разницы и в этом отношении.

Относительно химического состава пищеварительных соков мож­но сделать следующие замечания. Во-первых, крайне редко представ­ляется случай изучить пищеварительные жидкости у человека в их физиологическом состоянии, т. е., в том самом виде, как они су­ществуют в здоровом теле. То же самое, в сущности, относится и к животным, так как при насильственных операциях, вроде ис­кусственной фистулы и т. п., условия получения пищеварительных жид­костей настолько усложняются, что результаты анализа далеко не убе­дительны. Довольно вероятно и то, что во многих случаях, пока хи­мику удастся получить из этих жидкостей отдельные составные ча­сти, их состав успеет измениться. Во-вторых, составь пищеварительных соков изменяется сообразно роду пищи, так что можно ожидать заметной разницы в этом отношении между двумя людьми, из которых один повседневно питается мясом, а другой во­все его не употребляет. Во всяком случае, известно, что отправления организма, в том числе и выделения, в значительной сте­пени и сравнительно быстро приспособляются к пище и образу жизни. Например, у плотоядных животных во время еды выделяется слю­ны, говоря относительно, гораздо меньше, чем у травоядных; то же замечается и у людей, которые употребляют мясную пищу. Но, как оказывается, если те же лица переходят на растительную пищу, деятельность слюнных желёз у них заметно усиливается: она приспособляется к новым требованиям. Отсюда логически следует, что та­кое же приспособление происходит и в химическом составе пищеварительных соков. Доказать этот вывод можно, конечно, лишь срав­нительными анализами, но их, к сожалению, не существует.

Тем не менее, несмотря на вышеприведённые соображения, мы можем указать на некоторые факты, вполне установленные наукою. По Бернару, Ленту и др. слюна человека, даже при повседневном употреблении мяса, в химическом отношении представляет более сходства со слюнною травоядных, нежели плотоядных животных. Именно человеческая слюна обладает способностью превращать крахмал в сахар, тогда как слюна плотоядных совершенно лишена этой способности: её единственное назначение — смачивать пищу и об­легчать проглатывание. Точно также, по исследованиям Фрерикса и Горуп-Безанеса, человеческая желчь представляет одинаковый состав с желчью травоядных. (Etudes sur des Supplicies.)

В заключение этого очерка считаем не лишним упомянуть ещё об одном резком различии между плотоядными, с одной стороны, и с другой стороны травоядными и обезьянами. У последних потовые железы развиты несравненно сильнее, как количественно, так и качественно. Это и понятно: их пища несравненно богаче теплопроиз­водящими элементами, и, естественным образом, вызывает усилен­ное отделение пота. Человек в этом отношении также сходится с травоядными и плодоядными.

Мы не без причины испытывали терпение читателя довольно уто­мительными подробностями из области сравнительной анатомии и физиологии. Необходимо бороться с ложными мнениями, особенно тогда, когда их разделяет не только обыкновенная публика, но и люди с научным образованием. Давно ли говорили с полным убеждением о клыках или «собачьих зубах» и простом желудке человека, как об очевидном доказательстве того, что ему сама природа пред­назначила в пищу мясо! Если это действительно доказательство, то, как видел читатель, оно в ещё большей мере должно относиться к обезьянам: ведь у них «собачьи зубы» гораздо длиннее и крепче, чем у человека, так что зоологам нужно поторопиться исправить существующую классификацию животных и причислить к плотоядным и всеядным всех животных, которых теперь помещают в отряд приматов.

Однако, за исключением человека, в отряде приматов нет ни одного животного, которое в природном состоянии не питало бы органического отвращения к мясу (Брока, Мизарт, Оуэн и др.)! Пуше (Pluralite de la race humaine, стр. 39) замечает, что и устройство зубов, и пищеварительные органы человека представляют «столько доказательств его первобытной плодоядности…» Мнение это разделяет и профессор Оуэн: по его словам, человекообразные и вообще все четверорукие питаются исключительно плодами, зёрнами и другими питательными или сочными произведениями растительного царства, так что, принимая в расчёт весьма близкое анатомическое строение этих животных с человеком, последнего также приходится считать плодоядным. То же самое мнение высказывали Кювье (Regne animal), Линней, профессор Лауренс (Lectures on Physiology), Чарльз Белл (Diseases of the Teeth), Гассенди, Флуранс и множество других известных учёных. Вот что говорит Флуранс:

«Человека нельзя причислить ни к плотоядным, ни к травоядным. У него нет ни четырёх желудков, ни такого кишечника, ни таких зубов, как у жвачных животных. Рассматривая эти органы у человека, мы должны прийти к заключению, что по своей природе и происхождению он плодояден, подобно обезьяне».

Нам могут возразить, что, если человек по своему устройству и природным инстинктам должен питаться плодами и семенами, то ему не следовало бы употреблять в пищу зелень и корни, так как это скорее пища травоядных, а мы сами доказывали, что их организация во многом отличается от организации человека. Можно, наконец, сказать и то, что совсем напрасный труд доискиваться, к какому разряду животных ближе всего стоит человек, если он, в противоположность всем животным, умеет заменять природу искусством и, с помощью огня, приправ и гарниров есть не только без отвращения, но даже с аппетитом и свободно переваривать пищу тигра, волка и гиены.

Эти возражения не лишены видимого основания. Отвечая на них, я прежде всего считаю своей обязанностью высказать прямо, что, действительно, наиболее естественная и самая лучшая пища для человека – это неварёные плоды и семена растений, а не сами растения целиком, с листьями и корнями. Но, благодаря стечению многих естественных и искусственных условий, этот наилучший источник питания стал недоступен для значительной части населения земного шара, и увеличение числа предметов потребления при помощи кухни было делом необходимости и благоразумия. Употребление огня есте­ственно и законно для растительных произведений, — вроде трав, кореньев, твёрдых плодов, которые в сыром виде не подходят к анатомическим и физиологическим особенностям человеческого организма.

Настоящие плодоядные, к которым по своей природе принадлежит человек, не отказываются есть такую варёную пищу даже в тех странах, где много фруктов. Как известно, в Парижском Jardin des Plantes и других зверинцах ежедневная пи­ща мартышек состоит из яблок, салата, варёного картофеля и хлеба; следовательно, в её состав входят: семена злаков, корнеплодные растения, трави и плоды. Такая пища не только не про­тивна этим любителям плодов, но, напротив, возбуждает аппетит одним своим видом и запахом и даже в сыром виде привлекательна для их зрения, обоняния и воображения. А для человека выбор между крайностями естественности и искусственности между садом и бойней, несравненно разнообразнее, чем для любого существа из породы человекообразных, и, что ещё важнее, этот выбор связан с гораздо более глубокими, не зоологическими соображениями. Жизнь земледельца и садовода вполне совместима с требованиями личной и общественной гигиены, с выгодами частного и государственного хозяйства, с идеалами нравственности, наконец, с высшими стремлениями к красоте, к добру, к истинной философии — стремлениями, одушевляющими лучшую часть просвещённого человечества. Напротив, как читатель увидит из последующего изложения, все эти требования, все эти лучшие чувства нарушаются и оскорбляются благодаря злоупотреблению поваренным искусством, которое сделалось в руках человека средством низвести себя до уровня хищного животного.

Но, может быть, превращение человека из существа плодоядного в плотоядное и всеядное дало ему какие-нибудь преимущества, улучшило его природные качества? Ведь кроме превратного представления об организации человека довольно распространено и другое, столь же превратное мнение: полагают, что мясная пища представляет наилучший источник физической силы; чтобы быть крепким, сильным, полным мышечной энергии, необходимо есть как можно больше мяса. Это мнение, как и то, которое мы только что разобрали, находит себе сторонников не только в обществе, но и среди врачей и профессоров медицины; эти люди науки частенько придерживаются ходячих мнений вовсе не на основании научных исследований, а про­сто по рутине.

Мы ежедневно встречаем на улицах, на полях самое очевид­ное опровержение этого мнения. Самые сильные, выносливые и полез­ные рабочие животные не только не пользуются мясною пищею, но и не терпят её. В этом отношении с ними нельзя и сравнивать их упитанных мясом хозяев. Все работы на земном шаре произво­дятся травоядными животными: лошадьми, мулами, волами, верблюдами, слонами; они пашут поля, с их помощью строят города, они служат во время войны и дают нам возможность путешествовать; бла­годаря им, создалась наша цивилизация, торговля и народное благосостояние. Ни одно плотоядное животное не может спорить в силе с травоядным носорогом: он почти без усилия ломает деревья и размётывает сучья, как былинки. Ни один хищник не обладает силой и выносливостью лошади; она возит громадные тяжести с утра до вечера почти без отдыха; недаром лошадиная сила сделалась поговоркой. По словам Дюшаллыо, горилла — а она питается только пло­ски и орехами — на его глазах, по-видимому, без всякого усилия, переломила пополам ружье, выпавшее из рук одного из охотников; известный естествоиспытатель доктор Дункан утверждает, что горилла в своих родных лесах — это более, чем соперник африканского льва.

Буйвол, бизон, бегемот, бык, зебра, олень — это образцы или громадного роста и непомерной силы, или поразительной пропорциональности членов; а они заимствуют у природы её жизненные эле­менты не при посредстве мяса и крови себе подобных животных, а берут их из первоисточника живой силы — из диких растений, плодов и степных трав.

В животных плотоядных, кроме кровожадных, бросается в глаза ещё одно ужасное качество — свирепость. Если же мы будем искать силы, выносливости, отваги и понятливости в работе, нам придётся обратиться к тем животным, которые с начала истории человечества делят с ним его судьбу, успехи и завоевания.